Шрифт:
Закладка:
Я чувствовала себя обманутой, наказанной несоразмерно проступку. Как будто котенка принесли в новый дом, показали игрушки, окружили заботой и любовью, но стоило написать на любимый хозяйский диван, как пушистый комочек тут же выбросили на улицу.
Я не видела смысла в дальнейшей жизни. Хотелось замереть, закрыть глаза и никогда их не открывать. Даже обдумывала, как это устроить. С таблетками вряд ли бы получилось. Купить препараты, от передозировки которых был бы гарантирован летальный исход, без рецепта невозможно. Подбирать смеси из доступных в продаже слишком сложно, а после неудачной попытки суицида проблем стало бы ещё больше. Нужно было что-то эффективное. Например, выйти в окно – при падении с пятнадцатого этажа выжить нереально. Наверное, я бы ничего не почувствовала. Сложно было представить боль сильнее той, которая и так жила во мне. Но потом я подумала о родителях, и поняла, что не имею права так поступать с ними. Да, мои мучения прекратились бы, но моя семья была бы убита горем. Я не могла так эгоистично распорядиться своей жизнью.
Все эти мысли пронеслись в голове в одну ночь. Я поняла, что буду жить. Нет, продолжать существовать. Назвать это жизнью язык не поворачивался. Да мне и не хотелось. Мне не было никакого дела до того, как я выгляжу, как одета и что думают люди. Я живая – и отстаньте. А то, что не помню, как улыбаться, забыла звук собственного смеха и не верю в любовь, это издержки жизни. При разбитом сердце так бывает. Но я потеряла не только любимого человека – я потеряла лучшего друга, с которым привыкла обсуждать всё. Была убеждена, что больше не встречу человека, который будет так меня понимать и с кем мне будет также хорошо. Кто будет любить меня и хотеть такой, какая я есть. Матвей в начале нашего знакомства сказал, что уже потерял надежду по-настоящему влюбиться. Думал, придется терпеть и подстраиваться. У меня тоже не осталось веры и надежды, что смогу заново пережить эти чувства, и что вся моя любовная история закончилась, не успев начаться.
Прошло несколько недель. Я всё еще ждала от него сообщений, но их отсутствие уже не резало ножом. Шок прошел, началась адаптация к новой реальности.
Чуть успокоившись, я пыталась найти причины, почему все так сложилось. Была уверена, что как только пойму это, смогу придумать решение. Знала, что он любил меня и что ему так же плохо без меня, как и мне без него. Но что-то было сильнее любви и желания быть вместе. «Мы собирались пожениться. Это не может закончиться из-за одной ссоры», – подсказывала мне наивная вера в безграничную силу любви.
Я вспоминала его голос, тон и сказанные слова. За полгода отношений я стала лучшим полиграфом на каждое его слово, научилась безошибочно понимать по его голосу и даже молчанию любую эмоцию. Сомнений не было: он заставлял себя порвать со мной. Позже мне часто говорили, что я могла ошибиться, что-то не так понять, не увидеть знаки, что всё этим бы и закончилось. С такими людьми я быстро перестала обсуждать тему наших отношений: никто не знал, не видел и не чувствовал того, что знала, видела и чувствовала я. Он был искренен со мной всё время, кроме нашего последнего разговора.
Он говорил гадости, но через силу. Почему? Что могло вынудить его так поступить с нами? Страхи? Но он ни слова не сказал, что чего-то боится. Но заранее обвинил меня, что я не брошу родителей и никогда не уеду из Москвы. Почему это имело для него такое значение даже спустя полгода, когда мы влюбились и даже подписаны документы на визу невесты? Матвей знал все мои слабые места и знал, куда бить. Неужели он всё это время записывал чувствительные темы, чтобы использовать против меня при удобном случае? Нет, не мог. Как за сутки из человека, который скучает и думает о любимой во время важного для его карьеры семинара, он превратился в монстра, который не знает жалости? И что за глупости, что я рожу ребенка и вернусь обратно в Россию? Что за ахинея, как до такого можно додуматься? Парень двадцати шести лет не может такое сказать, даже Матвей. Такой аргумент может придумать только женщина.
Анна.
Картинка начала складываться.
Как её перекосило, когда я ляпнула, что Матвей готов оплатить мне обучение в Штатах. Как навязывала вещи, которые совершенно мне не шли, и обучение на медицинском, которое не входило в мои планы ни на каких условиях. Как умело манипулировала Матвеем, убеждая его не торопиться подавать документы на визу невесты и по дороге из торгового центра. Только ей он не мог перечить. Только ей он покорно говорил: «Да, мам», хотя в душе клокотал огонь и хотелось сделать по-своему. Я же видела это своими глазами, когда была у них.
И наши недавние разговоры: мы почти час говорили после нашей ссоры, она задавала вопросы и была готова замолвить за меня слово, помочь помириться. Но когда примирение состоялось, наш разговор длился всего пять минут. В её голосе я не услышала особой радости за нас, даже облегчения, что сложная ситуация оказалась позади.
Поверить в это было сложно. Какой милой, участвующей и сопереживающей за нас она казалась! Как героиня Камерон Диас в «Свадьбе лучшего друга» кричала бывшей своего жениха: «Ты притворилась моей лучшей подругой, а я ещё сделала тебя подружкой невесты!», так и я чувствовала себя обманутой из-за хорошего отношения и дружелюбного отношения авансом. Но милашке Камерон был резонный ответ: «А кто тебя просил это делать? Сколько ты меня знала, восемь минут?» Я доверилась Анне, видела в ней женщину, которая будет со мной в те моменты, когда не сможет моя мама. Не сомневалась, что она поддержит сына в его выборе женщины, с которой он хочет провести свою жизнь. Думала, что подарить ей на предстоящий день рождения в декабре, и крепко обнимала по вечерам перед сном, когда была у них дома в Орландо. Я хотела нравиться ей, найти в ней союзницу, чтобы справляться с непростым характером Матвея, а она вынашивала план, как от меня избавиться, ещё до знакомства со мной. Она была против наших отношений сразу, её страх депортации в Узбекистан во время поездки в Москву был умелой манипуляцией. Взглянув ещё раз на её фотографию в социальной сети, я увидела то, чего не замечала раньше – волк в овечьей шкуре. Хрупкая с виду блондинка со стальным взглядом. Лучшая подруга выразилась и того хлеще: «Да у неё на лице написано, что она стерва, как ты этого не замечала?» Я была влюблена по уши и всё видела в розовом цвете. Кто ещё мог так повлиять на Матвея за несколько часов? Только она.
Решительным жестом я сгребла в пакет её подарки. Ужасное леопардовое платье, духи Hermes, какой-то браслет, её украшения («Я хочу тебе подарить что-то свое!») и книги. Мама удивилась, увидев меня с пакетами в руках в дверях. Ни на минуту не хотела откладывать избавление от малейшего присутствия и даже намека на эту женщину в моей жизни.
– У меня были такие подозрения, – призналась мама, когда я поделилась выводами. – Они уехали в Америку в начале 2000-х. Не знаю, что тогда было в Узбекистане, но в России это были очень «сытые» годы. Она могла приехать сюда, устроиться на работу и получать очень хорошие деньги, учитывая её специальность. Не говоря уже о том, что это проще, но она поехала в Штаты.
– И насильно увезла Матвея. Он ведь не хотел уезжать и всегда с большой тоской говорил и о доме, и о родных, кто там остался…
– Да, увезла его как
